Друг без друга - «Финансы»

На встрече лидеров США и Китая в сентябре 2015 года не удалось решить ни одной крупной проблемы, стоявшей на повестке саммита. "Власть" попыталась понять, почему это произошло.

Михаил Коростиков

В сентябре 2015 года председатель КНР Си Цзиньпин впервые посетил США в качестве лидера государства. Обстановка перед его визитом была мрачной: источники в Белом доме говорили о возможном введении санкций против Китая за воровство информации в киберпространстве. "Нам необходимо дать понять государствам, спонсирующим кибератаки, что в определенный момент мы начинаем считать это угрозой национальной безопасности и относиться к ней будем соответственно",— отметил Барак Обама 11 сентября. Позже он добавил, что Белый дом "подготовил ряд мер, которые должны показать, что, если этот вопрос не решится, он значительно осложнит двусторонние отношения".

Впрочем, осложнить их могло и многое другое: строительство Китаем баз на искусственных островах в Южно-Китайском море, аресты правозащитников или конкуренция торгово-экономических группировок под эгидой двух государств. Несмотря на беспрецедентный товарооборот, который в этом году должен превысить $600 млрд, и более 90 действующих диалоговых форматов, конфликты между двумя крупнейшими мировыми державами продолжают множиться.

Повестка двусторонних отношений времен Ху Цзиньтао, состоявшая из проблем экологии, заниженного курса юаня и продажи оружия Тайваню, отошла на второй план. Проблемы при этом решены не были. Неизменной остается лишь критика Белым домом Пекина за неуважение прав человека, но подобную претензию американцы предъявляют чуть ли не половине стран мира.

В своей речи 25 сентября в Вашингтоне Си Цзиньпин явно обозначил, что диалог с Белым домом возможен теперь только там, где стороны выступают на равных: в торговле, туризме и некоторых других областях. Все попытки навязать свои стандарты или призвать к ответу за противоправные, по мнению США, действия наткнутся на широкую улыбку, призыв учитывать особый путь Китая и обещание исправить ситуацию по мере возможностей.

Пекин явно уходит от конфликта и тянет время, которое работает на него. Даже с экономическим ростом 7% в год он уже владеет практически всеми критическими технологиями и теперь до паритета с США в большинстве областей ему остается не более 15-20 лет. Потенциальных точек конфликта у США и КНР гораздо больше, чем у США и России, но Китай выбрал совершенно другой путь. Открытой конфронтации он предпочитает твердое проведение своей политики, не дающее повода ответить силой.

С момента нормализации отношений между США и КНР в конце 1970-х годов их основной характеристикой всегда был прагматизм. Китай отказался от экономической автаркии и практически сразу же согласился встроиться в низшие этажи возглавляемой США мировой капиталистической пирамиды. Фактически единственное, что серьезно омрачало отношения двух стран до середины 2000-х годов,— поддержка Западом Тайваня и события на площади Тяньаньмэнь в 1989-м. Тогда ЕС и США наложили действующий до сих пор запрет на продажу в КНР оружия. В Пекине на это отреагировали продолжением реформ и либерализацией экономики. Премьер-министр Чжу Жунцзы провозгласил своей главной целью вступление страны в ВТО и в 2001 году добился ее.

В результате годовой товарооборот между США и КНР вырос с $25 млрд в 1991 году до $592 млрд в 2014-м. Образовалась новая модель взаимоотношений, которая во многом определяет облик современной мировой экономики. Весь мир вез ресурсы в КНР, чтобы оттуда они в виде товаров отправились в США. Вырученные Китаем в Америке деньги отчасти шли на модернизацию страны, но еще больше в виде покупки облигаций возвращалось обратно.

Конфуцианство снова вошло в политическую жизнь Китая вместе с борьбой против чрезмерного западного влияния

Приток денег породил беспрецедентный бум потребления и потребительского кредитования в США и Западном мире в целом. Цены на нефть увеличились в период с 2000 по 2014 год в шесть раз, на железную руду — в 14, на медь — в четыре, на никель — в два раза. Новый шанс получили даже страны--производители продовольствия, цены на которое выросли в 2,5 раза. Циклический кризис 2007-2009 годов не смог преломить тенденцию, которая стала устойчиво завершаться только к 2013-2014 годам.

Связка Китая и США была выгодна обеим сторонам, но для КНР она сотворила в буквальном смысле чудо. Только с 2004 по 2013 год объем производимой промышленной продукции увеличился в 4,5 раз. Японию Китай по этому показателю обогнал в 2006 году, США — в 2010-м. В 2014-м КНР экспортировала машин и оборудования на $970 млрд (больше, чем весь ВВП Индонезии).

Сильнее всего это изменило социальную структуру страны. По данным консалтинговой компании McKinsey, городской средний класс вырос с 2002 по 2012 год с 27 млн до 204 млн человек. Вместе с ним росли расходы на оборону (по 9,5% в год с 2004 по 2014 год) и космос. К середине второго десятилетия XXI века страна подошла с действующей космической программой, уникальными противокорабельными ракетами DF-21D и истребителями пятого поколения J-20 и J-31.

Три факта, а именно увеличение совокупной мощи Китая, рост китайского среднего класса и замедление роста экономики до 7% в 2015 году, заставили Компартию искать новые пути поддержания собственной легитимности. Управление бедной и слабой страной — совсем не то же самое, что сильной и богатой.

Придя к власти, новый лидер Китая Си Цзиньпин привнес в жизнь китайцев три новых (а вернее, порядком забытых старых) элемента: идеологию, агрессивную внешнюю политику и конфуцианство. До начала "эпохи Си Цзиньпина" государство вело себя очень осторожно: антизападные выпады руководства были крайне дозированны, а в соцсетях вообще пресекались. Теперь же их решено было постепенно интегрировать в официальный дискурс.

Новый элемент в мозаику постмаоистской идеологической эклектики Китая вносили и Дэн Сяопин ("теория Дэн Сяопина"), и Цзян Цзэминь ("три представительства"), и Ху Цзиньтао ("научное развитие" и "гармоничное общество"). Следуя по их стопам, Си Цзиньпин в конце 2012 года объявил об эпохе "китайской мечты", состоящей из национального возрождения, равенства возможностей и неразрывности благополучия каждого китайца и китайского государства в целом.

На практике получилось что-то похожее на программу Республиканской партии США: освобождение экономики, активизация внешней политики. Были заявлены либеральные экономические реформы: роль рынка в распределении благ на Третьем пленуме 2013 года трансформировалась из "базовой" в "решающую". Продвинулась реформа неэффективных госпредприятий, которые в 2015-м было решено укрупнять, сокращать и частично приватизировать.

Усилилась конфронтация Китая с соседями в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях. Ускорилось создание искусственных островов внутри так называемой девятипунктирной линии, которой КНР обозначает свои территориальные претензии. Согласно обнародованному в августе проекту доктрины ВВС КНР, зона их ответственности расширится до американских баз на Гуаме. Был заложен второй авианосец типа "Ляонин".

Кульминацией демонстрации нового отношения к военно-политической составляющей стал военный парад 2 сентября 2015 года, посвященный новому празднику — Дню победы в войне с Японией, учрежденному в 2014-м. И сама формулировка, и масштабные празднества вызвали озабоченность в Токио и Вашингтоне, зато явно склонили к укреплению связей с Пекином Южную Корею, президент которой решил посетить торжество несмотря на протесты США.

Конфуцианство снова вошло в политическую жизнь Китая вместе с борьбой против чрезмерного западного влияния. Основной объект критики Компартии в первые 25 лет существования КНР, теперь оно возрождается в качестве обязательных лекций в университетах и партийных школах. "Мы должны полностью использовать великую мудрость, накопленную нацией за пять тысяч лет ее истории",— заявил Си Цзиньпин в октябре 2014 года в обращении к Политбюро.

Месяцем ранее он стал первым руководителем коммунистического Китая, принявшим участие в праздновании дня рождения Конфуция. С окончательным уходом коммунизма как руководящей идеологии учение китайского мудреца выглядит идеальным для Компартии кандидатом на его замену: оно подчеркивает важность ритуалов, почитания руководства и моральной добродетели, которой так не хватает, судя по размаху антикоррупционной кампании, китайским чиновникам.

Рост Китая был бы невозможен, если бы США в свое время не проявили политическую волю к урегулированию отношений с КНР, а затем не помогли ей вступить в ВТО. Возможно, одним из движущих мотивов США была вера истеблишмента в теорию американского социолога Сеймура Липсета о том, что с ростом благосостояния страна неизбежно будет продвигаться к демократии и станет относительно безопасной для западного мира. Эта возможность сохраняется, но вряд ли демократический Китай будет менее националистически настроен. Впрочем, если не демократия, то экономическая взаимозависимость США и КНР точно снижают потенциал возникновения серьезных конфликтов.

Нынешний визит Си Цзиньпина в США показал: миру в ближайшие десять лет придется иметь дело с жестким и неуступчивым Китаем, который обрел новую идейную основу. Он не будет стремиться к прямому столкновению, но при этом твердо намерен перейти от обороны к внешнеполитическому наступлению, выдавливая оппонентов из соседних регионов "массой", то есть активностью в военной, экономической и политической сфере. Ресурсы для этого имеются: в своей речи в ООН 28 сентября Си Цзиньпин объявил о создании нового "фонда мира и развития" с капиталом $1 млрд, который дополнит китайские проекты Азиатского банка инфраструктурных инвестиций ($100 млрд вложений) и стратегию "Один пояс, один путь" (до $300 млрд вложений).

Этой цели послужит программа модернизации авиации и флота, а также активное втягивание Китаем соседних государств в свою орбиту через проекты в образовании, экономике и культуре. Отношения между США и КНР при этом будут все более конфронтационными.

Нынешний визит Си Цзиньпина в США показал: миру в ближайшие десять лет придется иметь дело с жестким и неуступчивым Китаем, который обрел новую идейную основу

Пока Китай и США отказываются от механизмов согласования "великодержавных" интересов, будь то предложенная Збигневом Бжезинским в 2009 году "двойка" (G2) или продвигаемые Си Цзиньпином "отношения нового типа между главными державами". Китай не устраивает уровень ответственности, который предполагает такая конструкция, а также избыток внутренних проблем, которые в случае траты ресурсов на "мир во всем мире" могут завести страну в ту же яму, в которой оказался СССР. США же в принципе не согласны принять разработанную другой державой концепцию глобального управления, не хотят признавать "коренные интересы Китая" в соседних морях и вдобавок, как показывают американские предвыборные дебаты, банально не доверяют КНР.

Несмотря на это экономическая взаимозависимость не даст отношениям между двумя странами в обозримом будущем деградировать до прямой конфронтации вроде той, которая существует между Россией и Западом. Скорее всего, взаимодействие будет развиваться по линии увеличения числа диалоговых форматов и негласных договоренностей, при котором стороны будут сохранять жесткую риторику для внутреннего потребления, делая при этом друг другу уступки в чувствительных вопросах.

Знающие люди при этом всегда будут держать в голове невероятный, крупнейший в мире товарооборот, на фоне которого разногласия по поводу политических свобод в Тибете будут выглядеть неуместно. Недаром на пресс-конференции по итогам нынешней встречи Барака Обамы и Си Цзиньпина президент США начал с того, что благодаря Китаю в Америке за время его правления появился 1 млн новых рабочих мест. Среди них позиции военных, экспертов по вооружению, разведчиков и дипломатов, но большинство все-таки принадлежит обычным людям, кровно заинтересованным в том, чтобы связи между странами не разрывались.