«Ответ на санкции — улучшение инвестклимата» - «Интервью»

«Финансы и Банки»

Ухудшение геополитической ситуации вокруг России оказало негативное влияние на экономику страны и на состояние бизнеса. О том, как в связи с этим меняется инвестиционный климат в РФ, как российские и американские бизнесмены ищут пути обхода санкций, в интервью порталу Банки.ру рассказал президент Американской торговой палаты в РФ Алекс РОДЗЯНКО.

– Алексей Олегович, хотелось бы узнать ваше мнение, как менялось за то время, что вы работаете в России, отношение к нашей стране как к игроку на мировой экономической арене со стороны Америки, других государств?

– Если очень коротко, отношение менялось вместе с изменением цены на нефть. Хотя, конечно, это сильное упрощение. Двадцать и более лет назад цена нефти была очень низкая, и это был один из факторов, который привел к развалу Советского Союза, к концу коммунистического режима. Но это всего лишь один из факторов, не ключевой, потому что экономика страны деградировала уже давно. Люди это чувствовали и видели.

Затем наступил 1991 год, я хорошо помню это время. Я тогда работал в Нью-Йорке и как раз смотрел на развивающиеся рынки, особенно на те из них, где были проблемы с внешней задолженностью и реструктуризацией. Россия как раз попала в эту категорию, так как стране предстояло выплатить старые советские долги, потом была реструктуризация и затем вторичная реструктуризация… Я очень хорошо помню, как в то время встречался с чиновниками из Всемирного банка. Их мнение, а также мнение других лиц в Вашингтоне было таково, что Россия может развалиться на непонятные клочки. Что последует за этим — даже подумать было страшно. Поэтому в то время отношение к России было как к стране, которой нужно всячески помогать предотвратить дополнительное расщепление, чтобы не возник хаос. И это была, насколько я понимаю, чуть ли не единственная главная цель и озабоченность. Было конструктивное отношение, старались помочь, как могли. В целом 1990-е годы так и прошли. Было сделано очень много для установления некоторых базовых институтов. В частности, биржа ММВБ — это работа Федрезерва США с российской стороной.

Потом была договоренность о ядерном оружии, хотя это и был отчасти фактор самосохранения Запада, чтобы это все было сконцентрировано в одном месте, чтобы ни в коем случае не было расползания. В эти годы цена на нефть была также очень низка. Однако результатом всей работы все же стал кризис 1998 года, где политика Международного валютного фонда и правительства России фактически не могла быть поддержана за счет того, что просто денег не поступало. Это первая большая девальвация, очередной дефолт, смена власти.

К власти пришел Владимир Путин и принес с собой свое везение. Рынок поднялся, цена на нефть поднималась. И конечно, надо сказать, его административные способности, возможности и политическая воля были очень важны в том, что он стабилизировал страну. Он ее собрал. И все же Россию на протяжении 2000-х поддерживала растущая цена на нефть наряду с дальнейшим развитием тех институтов, которые были созданы в 1990-х. Как раз в 1990-е многие крупные компании — члены Американской торговой палаты пришли в Россию. Их присутствие здесь объективно сильно помогло повышению качества жизни, созданию конкурентной среды, в которой российские фирмы должны были конкурировать с мировым уровнем, а не отделываться, что называется, тем, что уже есть. Тогда появилось понимание: нужно продавать нечто, что люди готовы покупать. С моей точки зрения, это огромное достижение. Но отношения с Америкой с этого момента стали несколько портиться.

– По вашему мнению, что привело к ухудшению отношений между двумя странами, между Россией и Западом в целом?

– Есть разные мнения, и я не политолог. Но могу точно сказать, что отношения бизнеса не стали хуже, наоборот, они стали лучше. Спросите бизнесмена, что для него важнее всего, и он вам ответит: стабильность. Это как раз то, что привнес Владимир Путин в российскую экономику, деловую среду: стабильные правила, понятные правила игры, возможности заработать. Все эти возможности при Путине были и в чем-то продолжаются и сейчас.

Политические отношения стали портиться тогда, когда НАТО стало приближаться к России. Причиной, как пишут в СМИ, стал факт того, что Россия встала на свои ноги, стала более самостоятельной, а от нее этого не ожидали.

– То есть Штаты повели себя как родитель с повзрослевшим любимым ребенком, которого не хочется отпускать из «гнезда»?

– Россию с ее тысячелетней историей тяжело назвать ребенком. Я бы сказал, что поправился раненый солдат.

– Хорошо. Как повлияла на отношение к России история с Крымом? Как она сказалась на отношениях российского и американского бизнеса? Как изменилось в целом представление о России как о стране для инвестиций?

– Россия подняла историей с Крымом градус напряжения, тем самым косвенно поспособствовав политическому решению о принятии санкций.

Санкции на бизнес действуют плохо. Все ограничения не нацелены на то, чтобы бизнесу было легче, и бизнес это понимает. Но понимает, что нужно быть законопослушным, а иногда это очень тяжело, потому что стороны предлагают противоречивые правила. Бизнес пытается между найти «спокойный проход» между этими правилами, что не так уж просто.

Но если послушать каждую из сторон, то США говорят, что все началось с Крыма. Россия — что все началось в феврале 2014 года с переворота на Украине. Где правда? Не знаю, наверное, где-то посередине. Нужно ли все это? Бизнесу точно не нужно!

– Понятно, что не нужно. А какие высказывания, пожелания звучат чаще всего со стороны бизнеса в связи с санкциями и ухудшением политических отношений?

– Какие? Ищите путь к решению! Бизнес не может выступать дипломатом и не собирается, поэтому все чаще в просьбах слышится призыв найти экономически более нейтральный путь решения вопроса.

Бизнесу нужно, чтобы можно было работать так, как раньше. Все понимают, что экономика России циклична, она сильно завязана на сырьевой доход или его отсутствие, на сырьевые цены. Все понимают, что это не повод уходить с рынка, это причина подстраивать свои планы под возможности экономики. Экономика России большая, рынок большой, природных ресурсов много, человеческий потенциал высокий, даже несмотря на «утечку мозгов», о которой все говорят. На сочинском инвестфоруме было озвучено, что чуть ли не у миллиона россиян либо два паспорта, либо вид на жительство в другой стране...

– Об этом говорила вице-премьер Ольга Голодец.

– Да, миллион россиян, причем это не самые бедные россияне. Это очень важный слой населения. Почему же это так? Отчасти потому, что высоко напряжение. Отчасти потому, что люди разные и ставят перед собой разные цели в жизни. Но человеческий потенциал все-таки огромный, причем он еще и воспроизводится. В частности, поэтому нет ощущения, что завтра-послезавтра здесь уже ничего не будет. Он есть и будет, реально это огромный потенциал.

– То есть бизнес осознает, что в Россию, несмотря на весь негатив и цикличность российской экономики, можно продолжать вкладывать деньги, что здесь можно и нужно продолжать работать?

– Да, это особенно хорошо понимают компании, которые здесь уже много лет, от 10 до 20. Есть в России американские компании, которые работают еще со времен СССР, и начали даже раньше. Например, в прошлом году я был на 101-летии присутствии Сaterpillar на российском рынке — они пришли в 1913 году, работали еще при царской власти, потом при советской власти и по сегодняшний день продолжают работать. Некоторые компании, пустившие корни в 1990-х годах, а таких компаний много, видят и понимают, как здесь продолжать работать.

Но те, кто готовился выйти на российский рынок в 2012–2013 годах, сейчас взяли паузу. Эта пауза связана с двумя факторами. Первый — политическая обстановка. Есть некие сигналы из Вашингтона, что лучше не идти в Россию, лучше туда не инвестировать. Второй фактор — фактически замедление темпов экономического роста. Причем непонятно, как выходить из рецессии. Нельзя забывать и о режиме санкций: непонятно, когда и как он будет смягчен.

– Сейчас есть компании, которые присматриваются к России, но пока тоже берут паузу?

– Есть, конечно.

– Из каких отраслей, сегментов?

– Это достаточно широкий список сегментов. Хочу отметить, что сейчас все больше говорят о программе локализации. Это термин, который стал очень популярным в последние годы, но фактически эти усилия были начаты достаточно давно – 10–15 лет назад. Например, автопром: сейчас в России собирается больше машин, чем на пике в Советском Союзе. Причем эти автомобили собираются в основном в партнерстве или при участии иностранных компаний, глобальных игроков: Chevrolet Niva, Hyundai, Renault, Ford, BMW, Audi, Volkswagen, Toyota. Все они собирают машины на территории России, и у всех есть некий план по локализации бизнеса. Это значит, что постепенно растет процент, доля участия российских поставщиков комплектующих, материалов.

Есть актуальный пример: буквально меньше месяца назад была встреча с компанией, производящей полимеры, которые входят в краски и для автопрома, и для строительства. Эта компания купила завод и приняла решение о расширении производства, о создании лаборатории для производства тех продуктов, которые нужны на этом рынке. Это один пример, а таких примеров я могу назвать несколько.

– Какая отрасль, сегмент российской экономики сейчас наиболее интересен для иностранных компаний, в частности американских?

– Самой интересной отраслью в России была, есть и, наверное, будет «нефть и газ». Россия — крупнейший производитель в мире сырой нефти и обладатель крупнейших в мире потенциально не исследованных новых месторождений. Поэтому крупные, глобальные энергетические компании очень успешно и активно сотрудничали и сотрудничают с российскими компаниями и с российским правительством. Мне кажется, это будет продолжаться. Сейчас они понимают, что их бизнес цикличен и что эти низкие цены на нефть не сохранятся навсегда, но что сейчас очень хороший момент инвестировать, смотреть на новые месторождения, покупать их, брать долю в той же российской компании для партнерства. Все это сейчас гораздо дешевле и интереснее в силу падения курса рубля и снижения цены на нефть. Но в данный момент их сдерживает политика, причем в некоторых случаях просто конкретно запреты на вложения (на шельфе, например), а в некоторых случаях просто некое политическое давление.

– Это касается всех секторов российской экономики?

– Нет, это касается не всех секторов. Мне часто говорят директора компаний, входящих в палату, которые отвечают за бизнес в России в своих компаниях, что им очень непросто в эти дни общаться со своим начальством, с советами директоров в Европе, в США. Приходится больше доказывать, объяснять, к руководителям на местах стало больше вопросов, больше осторожности.

Но нет такого, что Россия не интересна. Даже наоборот — слишком интересна, слишком много вопросов задают.

– А банковский сектор, по-вашему, на каком месте в списке наиболее интересных отраслей с точки зрения прямых и портфельных инвестиций?

– Начнем с крупных американских инвестбанков. Все они члены нашей палаты. Все они сейчас в основном своем бизнесе по отношению к России заморожены. То есть ведущие эмитенты с российской стороны жестко ограничены в доступе на финансовые рынки. Из-за этого очень трудно инвесторам второго, третьего эшелона выйти на рынок. По факту эта санкция, наверное, самая сильная по отношению к ее эффекту на российскую экономику. Ограничение российских игроков в доступе к рынкам капитала, с точки зрения банков — членов Американской торговой палаты, с учетом крупных размеров их бизнеса в России, привело к тому, что бизнес просто простаивает.

Если смотреть на банки на территории России, банковская система в целом, если хотите, как магнит для инвестиций. Этому способствовала и зачистка сектора от недобросовестных игроков. Правда, пока непонятно, насколько процесс санации банковской системы пройден. Я согласен с председателем ЦБ, которая заявляла о том, что проблема управляемая. Но по факту практически не вкладывают в банковский сектор РФ сейчас, когда в Россию вообще слабо инвестируют, и даже сильнее игроки отсюда уходят. Это говорит о том, что осторожность присутствует не только у западных инвесторов. А банковский и финансовый сектор, как известно, это некоторое отражение экономического состояния. Сейчас оно не самое понятное и не самое сильное. Сейчас идет спад, и все задают вопросы, достигли ли мы дна, будет ли второе дно.

– Как вы думаете, достигли?

– Мы считаем себя тоже неким отражением экономического состояния в России. Поэтому могу сказать: мы боимся, что следующий год будет несколько труднее этого.

– Вы считаете прогноз нашего Министерства экономического развития о росте экономики РФ на 0,7% в следующем году чрезмерно оптимистичными?

– Пока мы особо не чувствуем предпосылок для роста, но, в то же время, самые страшные опасения, которые были у компаний в конце прошлого года, не реализовались. То есть люди, относительно своих худших представлений, оказались в менее тяжелой обстановке, чем ожидали.

– Что это были за опасения, с чем они были связаны в первую очередь?

– Опасения по поводу того, что рынок схлопнется, продаж не будет, возможностей вести бизнес будет все меньше и меньше, что конфликт будет развиваться дальше. Были опасения и насчет снижения цены на нефть до 20 долларов за баррель, по поводу дальнейшего ослабления рубля. Были даже разговоры, ослабнет ли рубль настолько, что за доллар будут давать 100 рублей. Реальность оказалась лучше, чем эти худшие сценарии.

– То есть все-таки наша борьба последних лет за качество инвестклимата дала какие-то плоды, даже несмотря на санкции?

– Если посмотреть на рейтинги России по уровню ее конкурентоспособности, качеству инвестклимата, то они в последние годы росли. В основном улучшение рейтингов обусловлено, мне кажется, девальвацией рубля. Российский продукт, российская рабочая сила, российский потенциал, единица производства в России стали дешевле. Россия по этому показателю теперь конкурирует даже с Китаем, с Индией.

С другой стороны, стоит обратить внимание на качественные факторы. Был проведен ряд законов, нацеленных якобы на безопасность страны, которые идут совершенно вразрез с интересами ведения бизнеса, в том числе, например, закон о нежелательных организациях. Закон широко написан, в нем нет ограничений на тип организаций, во-первых. Во-вторых, нет процесса — организация может быть признана нежелательной исключительно на основе заключения некоего уполномоченного чиновника. И жаловаться некому, а под ударом пока оказались все. Это некий вопрос, повисший над инвестклиматом в России. Как можно гарантировать права собственности, когда в любой момент вы можете быть объявлены нежелательной организацией? Мы понимаем, что закон не на это нацелен. Но юристы, читающие этот закон, прекрасно понимают, что он может быть использован как угодно. Это один пример. Второй пример: заявления правительства о неувеличении фискальной нагрузки на бизнес, которые противоречат фактам. Это постоянная движущаяся мишень, потому что, с одной стороны, были такие заверения от первых лиц государства, что дополнительных нагрузок не будет. Но в то же время правительству нужны деньги в бюджет. Как эти две вещи совместить, не до конца понятно, поэтому постоянно возникают новые идеи, кого и как штрафовать, кого и как обкладывать налогом. Все это противоречит заверению, что «в трудные времена мы бизнес давить не хотим».

Нельзя оставить без упоминания закон о персональных данных. Наше мнение: этот закон отодвигает Россию от возможности занимать передовые позиции в самом быстро развивающемся сегменте мировой экономики — в информационных технологиях. Россия из-за этого нормативного акта становится более трудной юрисдикцией для ведения бизнеса. Какие эффекты будут на инвестклимат, мы увидим со временем.

– Вы сказали, что, по оценкам Американской торговой палаты, следующий год будет хуже нынешнего. Могли бы вы конкретизировать, привести какие-то прогнозы?

– Вы знаете, пока можно слушать разных людей на тему цены на нефть и услышать очень разные прогнозы. Кто-то прогнозирует, что она может упасть ниже текущих уровней, кто-то говорит, что неизбежно поднимется гораздо выше. О чем это говорит? Это говорит о том, что сохранится высокая волатильность. А рубль и нефть за прошлый год менялись с высокой корреляцией. В связи с этим встает вопрос: исчезнет ли российская конкурентоспособность в случае поднятия цены на нефть так же быстро, как и появилась? Или есть некая политика по отношению к рублю, которая сохранит конкурентоспособность страны? Я задавал недавно этот вопрос на нашей Инвестиционной конференции (15-я Инвестиционная конференция Американской торговой палаты в России. – Прим. ред.), но прямого ответа не получил. И в ходе Сочинского инвестфорума министр финансов Антон Силуанов заявил, что было ошибкой чрезмерное укрепление рубля в первое десятилетие 2000-х. Это неизбежно приводит к росту издержек, потому что все равно доходы растут быстрее расходов, и все импортное стоит дешево. Так зачем же себя ограничивать? Образуется лишний жирок, который потом очень трудно сбрасывать. Здесь для меня очень большой вопрос, вопрос для бизнеса: конкурентоспособность — это что-то, что зависит от цены на нефть, или это что-то, что является частью политики страны? Мне кажется, время покажет, каков ответ.

– В связи с этим сейчас некоторые эксперты все больше стали говорить об отрыве финансового сектора экономики от реального. Вы согласны с таким положением?

– Я, как выходец из финансового сектора, никогда не разделял финансовый сектор и реальный сектор, они очень сильно взаимосвязаны. Другой вопрос, и на этот вопрос отвечает не бизнес, а государство: какова стратегия развития национальной экономики? Будем ли мы жить на широкую ногу, если сегодня высока цена на нефть, и жить впроголодь — если сегодня цена падает? Или есть какие-то инструменты для выравнивания ситуации в экономике, для ее диверсификации?

Да, в последнее время все чаще стали говорить о диверсификации. Но диверсификации экономики недостаточно, и инвестклимат в стране недостаточно хорош хотя бы для того, чтобы собственно российский капитал оставался здесь. Мне кажется, люди все-таки боятся своей конфискаторной истории.

– На следующей неделе состоится крупный форум «Россия зовет!», организованный «ВТБ Капиталом». Эта площадка традиционно призвана послать какой-то месседж потенциальным и действующим инвесторам, стимулировать деловые взаимоотношения. Какой, по-вашему, сейчас будет роль этого форума? Какие могут быть послания? Чего вы ожидаете от первых лиц государства?

– Очень важно, что в форуме принимает участие президент Владимир Путин. По-моему, его выступление там — это гвоздь программы. Глава государства традиционного говорит об инвестиционной привлекательности страны, озвучивает свои мысли по этой теме. Из года в год его очень интересно слушать, так как он дает оценку, послание: есть ли полная стабильность, есть ли идеи по переменам в стране.

Я видел сегодня данные одного из опросов: сегодня российских граждан больше всего волнуют, в порядке убывания, вопросы заработка, курса рубля и экономического развития. И только где-то ниже — российские международные дела. Поэтому я считаю, что лучший ответ на санкции – это улучшение инвестклимата в России. То есть нужно делать все, чтобы здесь было интереснее и легче инвестировать. Ведь можно отвечать ограничениями на ограничения, а можно сделать так, чтобы экономика прошла такие улучшения, такие преобразования, после которых никакие деньги не удержатся от того, чтобы быть инвестированы сюда. Очень многие, кстати, в российской элите говорят об этом, в том числе и государственные чиновники. Площадка форума «ВТБ Капитал» как раз является полем для таких обсуждений: как отвечать на санкции, как улучшить инвестклимат.

– Со временем эта площадка стала более признанной в мировом экономическом сообществе?

– Она всегда была интересной для тех, кто смотрит на Россию: и для банкиров, и инвесторов, бизнесменов, это очень важное событие, проливающее свет на происходящее сейчас в России, на ее будущее, на движение экономической политики. Поэтому очень важно там быть, и мы надеемся услышать что-то хорошее.

Беседовал Михаил ТЕГИН,