Алексей Улюкаев: «В самом деле, может, не надо спасать такой банк?» - «Интервью»

О том, с какой инфляцией Россия закончит год, рассматривался ли властями вопрос о банкротстве Банка Москвы и как его санация отразится на банковской системе страны, в интервью обозревателю «Московских новостей» Наталье Кулаковой рассказал первый заместитель председателя ЦБ РФ Алексей УЛЮКАЕВ.

Про инфляцию, валютный коридор и эмиссию денег в пользу АСВ

— Алексей Валентинович, вы сторонник инфляционного таргетирования. В 2008 году вы говорили, что через два-три года, максимум в 2011 году, ЦБ может перейти к этому комплексу мер управления инфляцией. Так мы дожили до этого?

— И да, и нет. Кризис заставил всех, в том числе и нас, по-другому смотреть на таргетирование. Выяснилось, что те центральные банки, которые уже давно ввели эту систему и отказались от присутствия на валютном рынке, вынуждены были вернуться туда. В пример можно привести банки Швейцарии, Израиля, Японии- ведущих институтов. Поэтому когда мы приблизимся к таргетированию, это будет уже не то таргетирование, которое было два десятка лет назад. Мы никогда не откажемся от элемента валютных интервенций, но мы не будем их направлять на поддержание определенного валютного курса. Рынок сам решает, какой курс. А мы точно знаем, что избыточная волатильность мешает бизнесу развиваться. И наши усилия направлены на это- гасить волатильность.

На сегодняшний день мы прошли очень большой путь. Сточки зрения элементов курсовой политики, мы практически находимся в состоянии свободного плавания.

Мы почти не совершаем интервенций на границах коридора для того, чтобы поддерживать их. Они достаточно широки уже сейчас, и будут расширяться. Они плавающие. Нет некого уровня, на котором бы ЦБ стоял и который позволял бы инвестору, входящему в рублевые активы,строить бизнес-стратегию, позволяющую у нас выигрывать.

Гораздо гибче стала ситуация с ликвидностью, гораздо меньше зависимость от спекулятивного поведения. Вэтом смысле у нас практически свободное плавание.

Но в инфляционном таргетировании много аспектов, связанных с развитостью финансовых рынков. Если у вас нет канала курсовой политики, вы должны действовать через инструмент процентных ставок. Ваши процентные ставки должны определять цену денег на всех рынках.

— Но у нас это не очень работает.

— Нет, я считаю, что работает. Если вы посмотрите как складываются ставки на межбанковском рынке, то увидите, что они находятся в пределах нашего коридора процентных ставок. Тем не менее глубина и эшелонирование финансовых рынков пока еще недостаточны. Мы еще недостаточно продвинулись в вопросах создания центрального депозитария, работы через центрального контрагента и в вопросах клиринга на финансовых рынках. А без этого не может быть четкой устойчивой системы передачи рынку необходимого импульса. Сейчас эта работа сдвинулась с мертвой точки. Особенно после того, как была создана группа по развитию в России международного финансового центра под руководством Александра Волошина. Сейчас удается многие противоречия снимать. Я думаю, что до конца этого года мы должны законодательно по трем перечисленным базовым вопросам продвинуться. Тогда эти механизмы заработают качественнее, и можно будет говорить об инфляционном таргетировании как о свершившимся факте. Вот с теми корректировками, о которых сказал выше.

— Правительство ставит задачу удержать инфляцию в рамках 7—7,5% по итогам года. При этом у нас резко упали темпы прироста частных вкладов. Население не устраивают низкие ставки по депозитам, люди начали тратить накопления. А это дополнительное давление на инфляцию. Удастся ли удержать ее в заявленных рамках и надо ли?

— Сначала про вклады. Тут есть эффект маятника. Слишком резкое сокращение потребительского спроса в 2008-м, 2009-м и начале 2010 года привел к тому, что соотношение между потреблением и накоплением сильно изменилось в сторону последнего. Избыточно сильно. Отсюда те высокие темпы прироста частных вкладов, которые мы видели,— свыше 30% по итогам 2010 года. Это означает, что домашние хозяйства не были уверены в будущих источниках дохода и стали создавать подушку безопасности. Так же вел себя и бизнес. Это обычное кризисное поведение. По выходу из кризиса накапливается потенциал отложенного спроса. Оценка экономического будущего вашей семьи, страны изменилась. Вы верите в то, что у вас будут источники доходов, и начинаете совершать отложенные покупки. Плюс к тому банковская система, оправившаяся от кризисных шоков, начинает возобновлять предложения кредитных продуктов населению и тем самым поощрять его потребительскую активность, а не сберегательную. Поэтому я не вижу в этом ничего угрожающего. Все равно темпы роста фондирования банков пока выше темпов роста кредитования. А я не считал бы нужным пока как-то дополнительно поощрять процесс кредитования. Лучше постепенно увеличивать кредитование, не создавая избыточных рисков.

Теперь относительно того, как все это влияет на инфляцию. Безусловно, любое увеличение потребительской активности- это дополнительное давление на рыночные цены. Всякое оживление рыночной ситуации- это всегда некоторое ускорение инфляции.

— Ну, может, это и неплохо?

— Это объективно. В противном случае, ну давайте скажем, что нам не надо экономического роста. Вместе с тем монетарные власти должны определить разумные границы роста инфляции и защищать их. Мы считаем, что эти границы — 7% по итогам 2011 года. В отличие от правительства, которое пересмотрело свой прогноз до 7,5%, мы не пересматриваем свой и не будем этого делать. Все это время мы считали и считаем, что 7% — это реалистичная цифра. Хотя ваш брат журналист-аналитик когда тихо, когда громко над нами посмеивается. Если вы посмотрите, что писали ваши коллеги в январе-феврале: ну уж точно инфляция будет иметь двузначное значение. Только вот эти олухи в ЦБ могут обещать 7%. Потом они говорили о 9—9,5%, сейчас — 8—8,5%.

Я вас уверяю, что мы уложимся в 7%.

— Какие у вас для этого основания?

— Сейчас у нас 5% накопленной инфляции за полугодие, 0,2%- по июню. Статистически, начиная с прошлого июля, у нас наблюдался быстрый рост в основном за счет удорожания продовольствия. Сейчас эффект базы работает в нашу сторону. Впрошлом году он работал против нас. Это означает, что с каждым месяцем мы будем отыгрывать несколько долей как в рамках накопленной с начала года инфляции, так и в соотношении год к году. Сейчас у нас год к году (с июня 2010-го по июнь 2011-го) инфляция составляет 9,4%. Я думаю, что к окончанию третьего квартала мы не выйдем за пределы 5,5% накопленной инфляции. У нас останется 1,5% до семи, в которые мы должны уложиться. В пользу этого говорит глобальная ситуация: цены на топливо стабилизировались, практически с апреля они стоят. Глобальные продовольственные цены также практически стабилизировались и даже снижаются по ряду позиций. Продовольственная ситуация внутри страны нормальная. Даже тот риск, который мы видели в связи с отменой ограничений на экспорт зерна, он тоже ослабевает. Глобальные цены снижаются, поэтому мотивация вывозить продукцию уменьшается: сокращается разрыв между внутренними и внешними ценами, который стимулирует к таким операциям.

А самое главное, поскольку инфляция — это монетарный феномен, то посмотрим на монетарную ситуацию. У нас существенно замедлились темпы прироста основных денежных агрегатов. Если весь прошлый год они держались на уровне 30% (год к году, денежная масса иденежная база), то сейчас мы имеем примерно 21%. Это значит, что уменьшилось монетарное давление на инфляцию.

Монетарные факторы с лагом девять-десять месяцев передаются факторам ценовым. Так что мы уже начинаем пожинать, и еще где-то полгода-год будем ощущать, в хорошем смысле, последствия изменения денежного предложения.

Плюс изменения курсовых соотношений. Здесь лаг более короткий, порядка трех-четырех месяцев. Инфляционный скачок конца прошлого года был связан в том числе и с факторами предшествующего ослабления курса национальной валюты. Теперь мы имеем противоположный эффект: укрепление курса рубля в конце прошлого- начале нынешнего года дает уже сейчас эффект в виде благоприятного действия на уровень инфляции.

И наконец, элементы политики ЦБ, которые мы предпринимали, начиная с декабря. Это повышение общего уровня процентных ставок и сжатие коридора процентных ставок (за счет того, что поднимались депозитные ставки при неизменных кредитных ставках), что позволяет лучше управлять денежным предложением. Кроме того, мы проводили увеличение и дифференциацию резервных требований. Все это вместе заметно охлаждает механизм разогрева инфляции. Формируются иные инфляционные ожидания: ранее они были высоки, теперь они более умеренные.

— Вы не учли фактор помощи Центробанка Банку Москвы. ЦБ на его спасение выделяет огромные средства- 295 мрлд руб. По сути, эти деньги будут напечатаны, что означает дополнительный инфляционный риск.

— Да, это эмиссионные деньги. 295 млрд руб.— эмиссия в пользу АСВ, которое получает от нас кредит, а потом кредитует санатора Банка Москвы- группу ВТБ. И если бы эти деньги были бы выброшены на рынок,— это была бы одна история. Но они не будут выброшены. Часть пойдет на создание резервов банка по плохим активам. Часть средств будет вкладываться в обязательства по суверенному долгу, в ОФЗ. По этому вопросу у нас есть взаимопонимание с Минфином. То есть фактически будет проведена стерилизация этих средств. Я не вижу рисков для ликвидности, рисков для ценовой стабильности в связи с этим мероприятием. ЦБ и Минфин в состоянии структурировать эту сделку таким образом, чтобы эти риски не возникали.

Про Банк Москвы, проблемы и перспективы ВТБ и разделение функций Банка России

— И все же, беспрецедентно большая сумма выделена на спасение Банка Москвы. Рынок ее, по-моему, до сих пор осознать не может. А не рассматривался вариант «не спасать», раз уж такой ценой?

— Во-первых, что было бы, если бы группа ВТБ не приобрела его. Я думаю, что было бы то же самое, только в другие сроки и в другой структуре. Тот состав портфеля, который есть в Банке Москвы сейчас, формировался годами. И годами накапливались ненадлежащие активы, которые также обслуживались ненадлежащим образом. В течение какого-то времени, может, длительного, это можно скрывать от регулятора, от клиентов, от аудитора. Но вечно это скрывать нельзя. И чем больше ты это скрываешь, тем больше оказывается масштаб проблем, с которым потом сталкиваешься. Так или иначе проблемы Бака Москвы реализовались бы.

Второй вопрос. В самом деле, может, не надо спасать такой банк? Предположим, что проблемы банка выявили не новые собственники, а они проявились сами в какое-то время. Ну и сразу возникают очень большие риски для банковской системы, в целом. Банк Москвы- один из крупнейших банков в стране, шестой по активам. Он занимает лидирующее положение в московском регионе, где сконцентрирована деловая жизнь.

У него огромные обязательства перед частными вкладчиками- более 130 млрд руб. И подавляющую часть этой суммы, согласно закону о страховании вкладов, должно было бы выплатить вкладчикам АСВ, которое в свою очередь было бы профондировано за счет бюджетных средств.

Кроме того, на счетах банка находились большие суммы средств бюджета Москвы и государственных компаний и корпораций, то есть, по сути, федерального бюджета. Не буду называть точную сумму, хотя знаю ее. Могу сказать, что она превышает сумму обязательств перед физлицами. То есть только если считать обязательства перед физлицами и госбюджетом, под риском находилась сумма, превышающая ту помощь, которую государство сейчас выделило на поддержку банка.

Кроме того, косвенно проблемы столичного банка отразились бы и на других банках, и прежде всего на банках группы ВТБ, у которых есть определенные ковенанты (обещание в облигационном контракте или любом другом долговом соглашении, что определенные операции будут или не будут выполнены.— «МН») по привлеченным кредитам и размещенным облигациям Банка Москвы.

— То есть у ВТБ большие вложения в облигации Банка Москвы? Но это его риски.

— Нет, речь идет о собственных облигациях ВТБ, в ковенантах которых прописано право досрочного предъявления требований в случае ухудшения состояния капитала, резервирования, качества активов.

Но еще раз подчеркну, что косвенно проблемы БМ отразились бы и на других банках, вложившихся, например, также в облигации Банка Москвы. Банк крупный, объем его облигационных займов на рынке очень большой.

Кроме того, банкротство такого крупного банка сказалось бы на имидже банковской системы в целом. А это уже касается инвестиционного климата. Эта история отразилась бы при каждом новом выходе российского банка на IPO, заимствовании на зарубежных рынках капитала.

Эти потери нельзя прямо посчитать в рублях. Позиция не является счетной.

Такой риск существовал, и ЦБ, и Минфин учитывали и это обстоятельство тоже. Поэтому лечение Банка Москвы- необходимая вещь. А его стоимость — счетная величина, вытекающая из той структуры активов банка, которая выявилась после того, как туда вошли новые менеджеры.

— То есть на момент принятия группой ВТБ решения о покупке Банка Москвы ни ЦБ, ни покупатель не знали об этих проблемах?

— ЦБ не знал, и ВТБ не знал. Конечно, здесь могут быть претензии, и существенные, к менеджменту ВТБ. Конечно, приобретению должна была сопутствовать более длительная и обстоятельная процедура изучения активов, due diligence. Этого сделано не было. В этом смысле менеджеры банка ВТБ с недостаточной ответственностью отнеслись к сделке. И я готов разделить эту ответственность, как член наблюдательного совета ВТБ. Я голосовал за это решение.

Но хочу отметить. Если бы это не было сделано, ситуация для банка ВТБ была бы значительно лучше, но для российской банковской системы она оставалась бы точно такой же.

Теперь, что касается надзора. Яне буду глубоко вдаваться в эту проблематику, но исходя из тех материалов, которые в предыдущие периоды были доступны, в принципе можно было заметить некоторое неблагополучие в банке, можно было придать ему большее значение. Этого сделано не было. Конечно, легко говорить это сейчас, когда ты смотришь на результаты тех проверок, зная, что там содержится что-то плохое. Тем не менее на начало этого года была ситуация ограниченного знания, ограниченной прозрачности и для регулятора, и для приобретателя.

— Бывший топ-менеджер ЦБ Сергей Алексашенко достаточно резко критикует тактику ВТБ по покупке Банка Москвы. И вообще называет ее рейдерским захватом. Как вы прокомментируете такое мнение.

— Когда приобретался банк, это был качественный банк, исходя из той информации, которая была доступна в то время: это данные проверок ЦБ, публикуемая отчетность банка, аудиторские заключения. Вообще должен сказать, что в целом с розничными клиентами, с корпоративными работа у банка была поставлена очень неплохо. Просто оказалось, что он имеет такую структуру матрешки. Внутри качественного банка спрятана еще одна фигура, которая занималась ненадлежащей банковской деятельностью.

Покупку Банка Москвы я считаю шагом в правильном направлении. Ведь о чем идет речь. Отом, в состоянии ли российская банковская система выиграть трансграничную конкуренцию. Не о том, чтобы ВТБ конкурировал со Сбербанком, Газпромбанком и другими российскими банками. Это важный элемент, но не это сейчас определяет суть, динамику и перспективы банковской системы. Унас нет валютного контроля, у нас нет трансграничных ограничений. Наши заемщики и сейчас работают с западными банками, которые предлагают комплексное обслуживание с низкими издержками при высоком качестве. Чтобы выстоять в такой ситуации, сохранить нашу национальную банковскую систему, мы должны иметь несколько крупных банков. Чтобы хотя бы стоять на двух ногах- Сбербанке и ВТБ. А хотелось бы, чтобы таких опорных банков было больше.

Другой вопрос в том, как я уже говорил, что решение о покупке слишком поспешно реализовывалось. И смешно и нелепо говорить о каком-то рейдерстве. Скорость сделки диктовалась в том числе ситуацией продавца. То есть правительством Москвы, которому надо было реализовывать этот актив.

Можно ли предъявлять какие-то претензии к процедуре продажи? Наверное, можно. Но повторюсь, в основном процедуру определяет продавец. В принципе все согласны с тем, что сделка соответствует российскому законодательству и законодательству города Москвы, так как продавалась доля города.

— Вторая часть претензий Сергея Алексашенко касается уже самого ВТБ. Он считает, что у группы большие проблемы, которые периодически решает государство за счет кредитов или прямых вливаний в капитал банка. За последние два-три года государство так или иначе выделило группе несколько сот миллиардов рублей. Теперь же ВТБ маскирует свои проблемы при помощи покупки плохо стоящего на ногах банка.

— Ну господину Алексашенко неплохо было бы предъявить свои сокровенные знания. Оракулов у нас много, фактов маловато. Мы знаем о том, какую прибыль получил ВТБ за прошлый год- это 50 млрд руб. Вэтом году ожидается около 80 млрд руб. Мы знаем о рейтингах, которые присвоены банку, мы знаем о тех спредах, которые он получает при размещении своих обязательств на глобальных финансовых рынках. Все это говорит о том, что весь мир оценивает банк ВТБ как устойчивую финансовую организацию с хорошими перспективами. Это было продемонстрировано, когда продавался десятипроцентный пакет акций ВТБ, принадлежащий правительству. Это одна из крупнейших и успешных сделок.

Что касается средств, которое государство вкладывало в ВТБ. Это вопрос терминалогический. Можно говорить о некоторой помощи, а можно говорить об инвестициях, которые государство вкладывало в банк как собственник. Соответственно оно дополнительно вошло в капитал при определенных обстоятельствах, а затем реализовало 10% акций банка при лучшей рыночной конъюнктуре, получив хороший возврат на капитал. Этоочень осмысленная и интересная инвестиция. Даже если предположить, что государство ищет способ извлечения выгоды, то это очень интересная осмысленная операция. Нонадо полагать, что государство преследовало другие цели, а именно: обеспечить в момент кризиса поддержание кредитования в российской экономике на сколь-нибудь приемлемом уровне, чтобы не допустить избыточно большого спада промышленного производства. В2009 году и так был спад порядка 7%. И вот чтобы не допустить большего, государство принимало меры по поддержанию кредитования прежде всего через свои афиллированные структуры, но также и через другие банки. Это нормальная практика. Она применяется во всем мире.

— По вашей инициативе в структуре ЦБ появился новый департамент финансовой стабильности, который будет выявлять риски финансовой системы. Вы будете рассматривать риск непрозрачности банковских активов, который, во-первых, как мы видим, несет угрозу не только банковской системе, а во-вторых, действительно становится системным. Межпромбанк, несколько не таких крупных банков, теперь вот Банк Москвы. И у всех выявляются одинаковы проблемы. В какой-то момент выясняется, что часть активов ничем не обеспечены.

— Те риски, о которых говорите вы, это все-таки традиционные риски, которые не подпадают под компетенцию нового департамента. Ужедавно существующие департаменты- банковского регулирования и надзора и департамент лицензирования деятельности и финансового оздоровления кредитных организаций- призваны заниматься этими рисками и занимаются этим. Они о специфике надзора расскажут вам лучше, чем я. Я лишь упомяну, что создание второго контура надзора, непосредственное присутствие наших офицеров в крупных банках, в том числе на заседаниях кредитных комитетов,— это дополнительный способ получения информации. Это должно помогать. В дальнейшем у нас есть и поручение президента выйти с инициативой по развитию законодательной базы и других элементов банковского надзора. Мы это будем делать.

Теперь о департаменте финансовой стабильности, который действительно был создан по моей инициативе. Такого рода подразделения есть во многих центральных банках и других регулирующих органах в тех случаях, когда надзор в государстве отделен от монетарной политики. Такое подразделение создано и в рамках глобального регулятора- Совета по финансовой стабильности, где я представляю Россию. Речь идет о том, чтобы исследовать риски длябанковской системы не в сфере традиционного банковского надзора. А именно в финансовой инфраструктуре, в финансовых рынках, в динамике разного рода активов. Далее последует глубокое изучение этих рисков и то, как они могут отразиться на балансах банков.

Кроме того, департамент будет изучать глобальные проблемы. Как мы вписываемся в те тенденции, которые есть на глобальных рынках и в деятельности глобальных регуляторов. Мы здесь хотели бы идти в ногу с мировым сообществом, не отставать и также тщательно и корректно развивать надзор, как они развивают.

— Вы упомянули сейчас такое обстоятельство как разделение функций надзора и монетарной политики. История с Банком Москвы уже породила новую волну критики в адрес ЦБ, за которой может последовать требование забрать у вас функции надзора.

Может, действительно эти функции стоит разделить? Существуют же примеры в мировой практике.

— Я не знаю никаких событий, которые подтверждали бы резонность такого разделения. Напротив, я знаю события, которые подтверждают необходимость иметь эти функции в одном месте. Этособытия, связанные с кризисом и выходом из него. Вот та критика в адрес надзорных функций, которой мы подвергались ранее, она была довольно острой, а концентрация пришлась на 2008 год. Начиная с сентября 2008 года критика полностью прекратилась. И не думаю, что будет активно продолжаться.

Более того, во всем мире сейчас наблюдается тенденция по совмещению функций надзора и монетарной политики. Примером их разделения всегда была Великобритания. Но с 1 января 2012 года Банку Англии возвращают функции банковского регулирования. А есть еще более продвинутые примеры. Так центральный банк Нидерландов, по сути, представляет собой уже мегарегулятор. Он контролируют деятельность банков, страховых компаний, пенсионных фондов и одновременно проводит монетарную политику.

И на европейском уровне, на уровне глобальном наблюдается такая же тенденция. Потому что, если у вас эти функции разделены, то один орган понимает риски, а у другого есть инструменты, которые позволяют эти риски нивелировать. Но соединить их вместе- это знание и инструментарий- бывает чрезвычайно сложно. Даже в тех ситуациях, когда есть глубокие традиции взаимодействия между ведомствами. А если этих традиций нет, так процесс вообще стопорится. Думаю, что мы как раз будем идти в ногу со временем, если сохраним совмещение функций в ЦБ. При этом, безусловно, должен быть существенно улучшен надзор и регулирование.

— Банк России сделал выводы по ситуации с Банком Москвы. На совете директоров она обсуждалась?

— Проверка Банка Москвы со стороны ЦБ только завершилась. Материалы ее сначала, естественно, рассмотрят соответствующие профильные департаменты, которые обобщат знания и доложат свои выводы председателю. Прежде чем история с Банком Москвы будет обсуждаться на совете директоров, потребуется какое-то время.

Но безотносительно к ситуации с этим кредитным учреждением ведется работа по укреплению финансовой стабильности банков. А в целом из этой истории мы должны сделать системные выводы, которые будут касаться всех банков.

Про вывоз капитала, риски Еврозоны и трансграничную конкуренцию

— Вывоз капитала из страны во втором квартале резко, более чем в два раза сократился. С чем вы это связываете?

— В июне мы даже статистически имеем плюс 3 млрд. Не нужно переоценивать эту цифру. Июнь всегда особняком стоит среди других месяцев, потому что, в частности, происходит начисление дивидендов в компаниях. Тем не менее мы говорили о том, что ожидаем изменение ситуации где-то с апреля-мая. Вот в мае-июне дождались. Что происходило: не было достаточного спроса на рублевые инструменты. То есть экспортер свою выручку оставлял за рубежом, потому что, видимо, у него были опасения, связанные с курсом, инфляцией и т. д. Чем больше ситуация становится контролируемой, тем меньше этих рисков- инфляционного, курсового. Итем больше оснований уучастников рынка для того, чтобы конвертировать валютные активы в рубли и разместить их на денежном и фондовом рынках. Кроме того, мне кажется, уменьшается беспокойство, связанное с избирательным циклом.

Мы также полагаем, что ожидаются несколько размещений акций довольно крупных российских эмитентов. Прежде всего Сбербанка, но и других компаний, в том числе отложивших выход на рынок в первом квартале. Все это вместе говорит о том, что мы в оставшиеся полгода оттока не увидим, но и притока сильного тоже. Год, вероятно, закончим с тем объемом сальдо, который уже сложился к нынешнему моменту. То есть порядка 30 млрд.

— А в целом, вы видите тенденции по улучшению инвестиционного климата в стране?

— Откровенно говоря, нет. Я говорил до сих пор о текущей конъюнктуре. Это касается кредитов, займов и иных краткосрочных преимущественно инвестиций. То, о чем говорите вы сейчас, это скорее всего касается прямых инвестиций. Аэто оценка того, насколько инвестиционный климат у нас лучше или хуже по сравнению с другими странами. Пока такая оценка не в нашу пользу. Я не вижу здесь каких-то принципиальных сдвигов.

— Как вы оцениваете договоренности ММВБ и РТС по слиянию. И почему вы вышли из совета директоров валютной биржи?

— Я входил в совет в определенной ситуации и на определенное время. Вошел в октябре 2008 года, в разгар кризиса. Исчитал, что моя главная задача — удержать инфраструктурную ситуацию в рамках, обеспечить качественную работу по оказанию услуг для участников рынка в период кризиса. А также восстановление потенциала биржи по выходу из кризиса. Вторая задача — запуск важных проектов в рамках группы ММВБ. А именно: структурирование группы, которая имела совершенно хаотичный вид, и перевод группы на единую акцию. Внедрение новых стандартов корпоративного управления. Инаконец, объединение наших ведущих компаний — группы ММВБ и группы РТС в глобального участника рынка, который сможет конкурировать с крупнейшими глобальными центрами за размещение иностранных и российских эмитентов. Вот сейчас идет дискуссия: снимать или нет ограничения на размещения наших эмитентов за границей. Я стою на позиции, «да, снимать». Мы должны регулировать рынок не административными мерами, а экономическими. Мы должны создать лучшие условия. Я хочу, чтобы эти размещения были у нас, на нашей бирже. Но для этого я должен хорошо поработать.

Я считаю, что за последние годы мы сильно продвинулись в вопросах защищенности наших инвесторов, снижения издержек для них, предоставлении более качественного продукта с тем, чтобы теперь полагать, что инвестор будет с большим комфортом оставаться на наших площадках. Ииностранные инвесторы будут к нам приходить.

Я считаю, что поставленные задачи выполнил, и могу смело уходить. Тем не менее в рамках своей должностив ЦБ я продолжаю курировать эту деятельность.

— В объединении бирж есть как положительные, так и отрицательные факторы. Эксперты, например, предполагают, что отсутствие конкурента внутри страны плохо скажется на новой структуре.

— Сейчас имеет значение только глобальная конкуренция. Конкуренция не между ММВБ и РТС, а конкуренция с Deutsche Borse AG, LSE, NYSE. Мы должны создать такого участника, который бы смог конкурировать с этими площадками. Мы живем в едином глобальном мире. Национальные границы все меньше играют роли, а конкуренция становится трансграничной.

— Тогда и проблемы становятся транграничными. Вот на днях был снижен рейтинг Португалии, в Греции продолжаются проблемы. На нас эта ситуация может как-то отразиться?

— Прямого влияния нет. Мы уже в течение более двух лет живем в ситуации значительных рисков для европейской периферии. Прежде всего Греции, а также Португалии, Ирландии. Мы видим, что европейские власти могут купировать эти ситуации, не давать им разрастаться по крайне мере. Они пока не могут их полностью санировать, но и не выпускают ситуацию из-под контроля. Поэтому все держатели активов, и мы в том числе, довольно спокойно относимся к судьбе евро. Ничего принципиально нового не происходит, и консервативный инвестор на эти события не должен никак реагировать. Просто никак. Только спекулятивный инвестор может пытаться ловить эти колебания. Но обычно получает отрицательный результат.

Я думаю, что перспективы евро в ближайшем времени связаны не столько с проблемами европейской периферии, сколько с тем, решится ли ЕЦБ на повышение ставок. Большинство инвесторов полагают, что уже в этом году ЕЦБ будет повышать ставки. И это заложено в их оценке курсовых соотношений. Но все равно курс евро будет достаточно защищен властями.

— А населению в чем посоветуете хранить сбережения? Или, может, лучше тратить?

— Я точно не посоветую резких изменений структуры накопления и потребления. Вот как сложилось в семье, пусть так и будет. Если, например, откладывали 10%, ну пусть и продолжают действовать в таком соотношении. В какой форме сберегать? Я считаю, что это банковские депозиты. Подавляющая часть населения не подготовлена, чтобы работать на фондовом рынке, на том же форексе. Здесь высок риск совершить непоправимую ошибку. Лучше довериться специалисту, и банковский депозит в этом случае- хороший рецепт. А что касается валюты сбережений, то надо всегда исходить из структуры доходов и расходов. Если рублевые доходы, резонно накапливать в рублях. Собираетесь в отпуск, можно накопить суммы в евро и долларах. Если есть доходы в валюте, стоит и накапливать в этой валюте. Вообще нужно остерегаться любых попыток переформатировать свой портфель. Инвестиционные знания населения ограничены, люди действуют на основе непроверенной информации, и, как правило, всегда проигрывают. Независимо от того, входят они в рубли или выходят из них. А кто-то выигрывает. Зачем это нужно.